пятница, 14 октября 2016 г.

Какие новые санкции против РФ сейчас нужны - эксперты

Что делать со все более агрессивным российским авторитарным режимом? На этот вопрос отвечает кандидат исторических и политических наук, старший научный сотрудник Института евро-атлантического сотрудничества в Киеве Андреас Умланд в сегодняшней статье, написаной им в соавторстве с президентом Центра социальных и экономических исследований (CASE) в Варшаве Кристофером Хартвеллом.


Последние недели принесли еще больше доказательств кардинального отхода России (фашистское государство, признанное 27.01.15 Верховной Радой страной-агрессором) от основ международного строя и права. От продолжающихся отрицаний причастности РФ к трагедии MH17, бомбардировке гуманитарного конвоя в Сирии или недавнего выхода из Пакта по ядерной безопасности с США, поведение Москвы уходит все дальше от мировых правил после «холодной войны». И эти действия совершались, несмотря на экспортные и индивидуальные санкции, введенные Западом в 2014 году. Умеренность западных ограничений на продажу некоторых товаров и услуг в России, а также на свободу передвижения некоторых российских лиц, видимо, даже ободрила Владимира Путина применить еще более агрессивное поведение.

Сейчас, когда в ЕС и США снова обсуждается будущее режима санкций, может появиться пространство для расширения экономических мер, чтобы попытаться отвести Россию от грани военной эскалации. У Запада существует больше невоенных способов справиться с воинственной РФ, чем осознают его граждане. Однако, усиленные санкции должны быть основаны на четком понимании того, чего они призваны достичь.

Несмотря на прошлогодние действия России в Сирии и Украине, в течение последнего года до недавнего времени странным образом усилились голоса в пользу отмены санкций. И только за последние пару недель дебаты перешли к вопросу более открытого рассмотрения санкций, то есть о том, стоит ли усилить, ослабить или просто сохранить их. Ключевые моменты, обсуждаемые политиками и экспертами – это с одной стороны, эффективность западных санкций, а с другой – политические шансы на их возможное усиление. Так вот, если шансы на то, проявит ли Запад единую политическую волю, оценить трудно, то учесть прошлый опыт влияния и последствий санкций можно уже сегодня.

Часто эти обсуждения касаются уроков, извлеченных из прежних режимов санкций в отношении других стран, а также относительной эффективности этих санкций для изменения политического поведения. Такие труды, как книга Гэри C. Хафбауэра из Института международной экономики им. Петерсона или недавняя работа Брайана Эрли, показали, что экономические санкции часто бывают плохо просчитанными и, как следствие, в значительной степени неэффективными.

Возникает ещё и этический вопрос о том, насколько использование демократиями экономических санкций против недемократических правительств напоминает об известном запрете Ницше глядеть в бездну. Ведь политически инвазивный и антирыночный подход экономических санкций копирует в какой-то мере худшие особенности диктатуры, и, таким образом, может также превратить демократическое государственное устройство в нечто, чем оно не должно становиться. Однако, с другой стороны: какие альтернативы остаются у демократий для сдерживания агрессивных диктаторов, помимо еще более морально сомнительных форм реакции как, например, гомеопатической дипломатии, с одной стороны, или рискованные военные акции, с другой?

Оставляя этот философский вопрос открытым, вопрос о сегодняшнем смысле и будущих результатах применения санкций – как только такой инструмент сдерживания в принципе допускается – значим для текущей политики Запада в отношении России. Насколько опыт касательно успеха прежних санкций релевантный для ситуации сегодняшней России? Насколько уместны частые ссылки на не очень впечатляющую историю прошлых санкций против тео- или идеократии, таких как Иран, Северная Корея или Куба? Насколько эти случаи, на самом деле, сравнимы с российским случаем? Да, Российская Федерация, как и ряд государств, против которых в прошлом вводились санкции, является авторитарным государством с элементами деспотизма и большим контролируемым государством сектором экономики.

Но режим Путина не является тоталитарным, а российское население – не настолько традиционалистское, как, к примеру, население некоторых полусовременных стран Азии. Что самое важное, российская экономика более глубоко интегрирована в мировые торговые и инвестиционные узоры, чем многие предыдущие объекты санкций. Российская элита крепко связана с Западом, и взаимодействует с ЕС и другими странами и союзниками Запада множеством способов. Из-за, в том числе, направленности большинства российских нефтяных и газопроводов, у экспорта энергии Москвы другая структура, нежели торговля энергоносителями у таких стран как Ирак Саддама Хуссейна или Иран до недавней отмены санкции против него. Примерно половина доходов в российский государственный бюджет поступает от международной торговли – прежде всего от доходов, связанных с экспортом сырой нефти, большая часть которой по трубопроводам поступает в ЕС. Выступления против усиления Западом экономического давления на Кремль со ссылкой на сомнительный успех санкций в других странах – учитывая российскую политическую, социальную и экономическую специфику – таким образом, не совсем уместны.

Своеобразное сочетание атрибутов российской культуры, инфраструктуры и торговли может означать, что, если цель санкций – ввести экономические ограничения, чтобы сделать международные авантюры для Кремля внутриполитически более рискованными, существует ряд механизмов, при помощи которых санкции могут достичь этой цели. В отличие от нынешних робких экспортных санкций, более существенные импортные санкции против ахиллесовой пяты российской экономики, энергетического сектора, и особенно российского экспорта нефти, могли бы возыметь желаемые последствия.

С учетом дальнейшей концентрации за последние 16 лет и так настроенной на энергетику российской экономики, санкции, направленные на этот основной источник доходов из-за границы, оказали бы глубокий и немедленный эффект особенно если применить два инструмента одновременно. Запад мог бы, во-первых, уменьшить доходы российского бюджета от экспорта энергии за счет сокращения или запрета импорта нефти прежде всего в ЕС. Он мог бы, во-вторых, повысить свое давление, введя санкции – как США в свое время поступили с Ираном – против всех международных компаний, которые покупают нефть у России, помогают в ее транспортировке или иным способом способствуют энергетической торговле Москвы.

Это привело бы к трем последствиям для российского режима. Первое – ввиду сильной зависимости государственного бюджета от доходов с продажи нефти доступное Кремлю пространство для маневра на международной арене радикально сузится, сделав новые затратные международные авантюры менее вероятными. Во-вторых, из-за тесной связи между курсом рубля и российской энергетической торговлей, вся российская социо-экономическая система почувствует сильное сотрясение – возможно, даже уже в момент объявления о таких санкциях. В-третьих, все экономические игроки в Москве, будь они россиянами или иностранцами, знают о зависимости страны от энергоносителей и боятся описанного выше сценария. Энерготрейдеры и другие компании начнут адаптировать свое поведение к таким санкциям, что приведет к оттоку капитала, банкротству банков, отмене проектов и т. д.

Эти меры не только запустят серьезный социальный кризис в России из-за ослабления обменного курса, скачков цен и тому подобного. Со временем они также ударят по российскому военно-промышленному комплексу. Путинский режим не может политически позволить себе просто сократить пенсии, зарплаты, стипендии и социальные субсидии, чтобы продолжить финансирование военных действий, пропаганды, производства оружия и других инструментов гибридной войны на текущем уровне. Таким образом, санкции против России на экспорт энергии могут быть гораздо эффективнее, чем предполагают случаи прежних режимов санкций против других типов государств.

Нанесение урона энергетическому сектору вынудит Москву сделать сложный выбор относительно своих приоритетов. На данный момент обычные россияне по всей стране, включая крупные города, уже почувствовали силу совмещенного эффекта от падения цен на нефть и западных экспортных санкций. Тем не менее, определенные части элит, ввиду своей значимости для режима, были пока относительно защищены от эффектов, вызванных этими экономическими изменениями. С сокращением Западом импорта энергии такая защита ключевых членов элиты стала бы более сложной, что, в свою очередь, увеличило бы вероятность эндогенных политических изменений, т.е. переориентации или трансформации внутри режима. До сих пор Путин выживал благодаря умению продолжать выплачивать ренту ключевым игрокам российской системы. Если эти ренты начнут сокращаться, он окажется под большим давлением сменить курс, чтобы не рисковать потерей поддержки своих первостепенных союзников.

Будут ли у такой стратегии негативные последствия? Помимо упомянутого выше морального аспекта, иногда говорят, что экономический хаос, последующий за такими санкциями, может создать в России режим, который будет еще хуже нынешнего. Например, место Путина может занять еще более антизападный лидер. Возникновение «российского фашизма» и сопутствующее усиление внутренних репрессий и внешней агрессии действительно было бы пугающей перспективой. Однако, гипотетическому российскому фашистскому режиму все равно пришлось бы справится с такими вызовами, как выплата минимальных зарплат, достаточных пенсий, а также генерирование стабильного дохода для наполнения российского государственного бюджета, чтобы сохранить социальную систему в целости.

Помимо многих других разниц, глубокая интеграция современной России в мировую экономику, недостаточное разнообразие её промышленности и неэффективный государственный аппарат делают нынешнюю российскую ситуацию непохожей на Германию 1930-х. Российская автаркия, консенсус элит и политическая стабильность будут, в условиях серьёзных западных санкции, при фашистском руководителе также невозможна, как и при сегодняшним нефашистском – и российские политические и интеллектуальные лидеры, да и многие простые граждане, это знают.

Более того, нынешняя российская институциональная система является ренто-ориентированной. Любой новый лидер будет знать о масштабах этих расходов и попытается восстановить торговлю между Россией и Западом. Поэтому сценарий российского фашизма – не более чем страшилка, призванная помешать Западу в полной мере использовать все свои возможности экономического давления.

Важным пунктом для будущих дебатов должно быть тщательное промеривание санкций к желаемым результатам. За последние два года недостаточно артикулировалось, чего именно должны достичь текущие западные санкции. К примеру, наиболее важный раунд нынешних санкций против России лета 2014 года сегодня странным образом связан с выполнением позже подписанных Минских соглашений, включая той части этих соглашений, которые касаются внутренних вопросов Украины. Станет ли целью продолжения или увеличения санкций убрать Россию из Восточной Украины, заставить ее вернуть Крым, прекратить гуманитарные зверства в Сирии, комбинация этих целей или что-то еще?

Неясность цели санкций делает принятие решения об их ужесточении более политически сложным, чем оно уже есть. Пока нет полного понимания, почему некоторые ранние санкции достигали своих целей, а другие нет. У Запада огромные рычаги для экономического давления на Россию. Но перед тем, как их применить, нужно правильно понять, для чего и как именно будут использоваться санкции. Без такого изначального прояснения санкции могут нанести вред российскому населению без достижения желаемого результата. 

***
Отмечу, что идею об эмбарго на импорт российской нефти в качестве мощной санкции против России Амлунд высказывал на страницах американского издания Newsweek еще в августе прошлого года. 
 
Ваш покорный слуга позаимствовал у него данную разумную идею в статье «Запад должен отключить Россию из SWIFT и отказаться от ее нефти» за 30 сентября этого года. 

О втором упомянутом в ней эффектном виде санкции против России — отключении ее от системы SWIFT — говорили (призывали к этому) в феврале прошлого года в своем заявлении влиятельные американские сенаторы Джон Маккейн на Линдси Грэм.